Легенды

Биография

Поэт Евгений Евтушенко называл его «Шаляпин русского футбола, Гагарин шайбы на Руси». В памяти же болельщиков он сохранился как великий спортсмен и тренер, да и просто прекрасный человек.

Когда Бобров получал мяч, соперникам впору было браться за голову. Севу, как ласково его называли друзья, никто не мог остановить. Его ленивые движения легко и быстро сменяла бурная вспышка энергии. На скорости при помощи финтов Бобров убирал защитников одного за другим. При этом Всеволод Михайлович оказался не только выдающимся футболистом, но и хоккеистом. Но футбол он любил все-таки сильнее. «В хоккее надо больше бегать и забивают там часто, а в футболе надо много думать», — говаривал Бобров, который и по сей день является единственным спортсменом, избиравшимся капитаном двух сборных СССР — футбольной и хоккейной.

В ЦДКА Всеволод оказался зимой 44-го, когда начал играть за хоккейную команду. Тогда Боброва заприметил другой великий человек, Борис Аркадьев. «Я увидел, что новичок, попав в общество чемпионов страны, держался уверенно и спокойно. Это был настоящий, волей Божьей талант и мастер индивидуальной игры. Его скоростная обводка была потрясающей».

Пять чемпионатов в ЦДКА он отыграл на одном дыхании. В 1945 году забил 24 мяча (в 21 матче), в 1946-м — 8 (8), в 1947-м — 14 (19), в 1948-м — 23 (17), в 1949-м — 13 (14). Если провести простое арифметическое сложение, то Бобров огорчал голкиперов соперника 82 раза в 79 поединках, то есть без результативного удара с поля не уходил.

Надолго запомнились и подвиги Всеволода на международной арене. Чего стоит хотя бы его хет-трик в матче с югославами на Олимпиаде в Хельсинки, когда наша сборная проигрывала 1:5, а до окончания встречи оставалось 20 минут. Воодушевленная Бобровым, команда СССР пошла ва-банк и добилась сенсационной ничьей 5:5. Такого еще в официальных встречах не бывало...

Жизнь великого Боброва была насыщена невероятными совпадениями, и она не раз могла прерваться. Он мог утонуть — его спас старший брат, мог сгореть в доме — мать бросилась в огонь и вытащила малыша, мог разбиться на самолете с хоккейной командой ВВС, но проспал и опоздал на аэродром.

Бобров довел до совершенства умение забивать голы и, конечно, свой гениальный прорыв, в котором было все: бесстрашие, быстрота, ловкость, интуиция, в самом конце — неотразимый удар. Рейдов Боброва ждали, как ждут прихода весны или победы любимой команды. Так и Сева лениво ждал своей очереди. И когда она наступала, его внезапный прорыв разрезал защитные редуты, как нож масло. Это было какое-то наваждение, свершающееся вопреки всем законам логики.

Мэтр отечественной футбольной журналистики Лев Филатов так описывал знаменитый прорыв Боброва: «Высокий, всем заметный, бросающий свое послушное гибкое тело то чуть влево, то чуть вправо, Бобров резал зеленую гладь поля, как сильный катер, а поспевавшие за ним, виснувшие на нем, преграждавшие ему дорогу оставались сзади, как две косые волны. Он возникал перед воротами как бог футбола, разгоряченный и разгневанный, не знающий удержу, и бил как-то бесшумно, тайно, легко, продолжая прорыв».

Его манера игры стала главной причиной раннего ухода из большого футбола. По вполне понятным причинам Всеволод был главным объектом персональной опеки. За ним защитники чуть ли не охоту устраивали. Тяжелые травмы коленных суставов сделали свое дело, и в 31 год Бобров покинул зеленое поле, перейдя на ледяное, где совершил еще больше спортивных подвигов.

Из жизни Бобров ушел также стремительно, как и пускался в прорыв. В 1979 году, в конце июня, проводя утреннюю тренировку, он почувствовал острую боль в ноге. Массажист решил размять ему ногу. О том, что это был тромб и массировать нельзя, все узнали гораздо позже. Реанимация. Суббота, врачей нет. 1 июля в 4 часа 30 минут жене передали его слова: «Я поправлюсь и всех приглашу в баню». Через несколько часов великого Боброва не стало.